“Литературная газета” о нищих в СССР, 1960. История России.
Статья И. Супрун (Новосибирск) «Люди с протянутой рукой» из «Литературной газеты», 1960 г., в которой автор описывает свой опыт встречи с советскими нищими.
Моя восьмидесятилетняя тетя умерла шесть месяцев назад. Он был верующим и перед смертью попросил похоронить его по христианскому обычаю. Родственники решили исполнить волю покойного.
…Наши машины остановились метрах в пятидесяти от церковных ворот: дальше портного приходилось нести на руках.
С обеих сторон дороги, ведущей к воротам, выскочило по дюжине нищих. Пока мы были там, нищие не шевелились и молчали, но как только мы двинулись, они закивали, перекрестились, и со всех сторон мы услышали: «Дай за него Христа».
Я был твердо уверен, что у нас нет оснований подталкивать человека к попрошайничеству, да и быть не может, а тут – “грош Христу, грош!”…
В чем дело? Неужели есть люди, от которых все отвернулись и для которых попрошайничество есть спасение?
Решил докопаться до истины, узнать, что же все-таки за люди с протянутой рукой.
Несколько месяцев он занимался этим делом: по праздникам ходил в церковь, на кладбище, наблюдал за деятельностью «убитых бедностью», узнавал, где они живут, беседовал с родными и соседями.
Я придавал высочайшее значение беседам с нищими и стал с ними удовлетворять свое любопытство: «Человек от боли не скроется, он всю правду скажет». – так я думал.
И действительно, нищие очень охотно отвечали на мои вопросы и горько жаловались на свою несчастную судьбу.
… – Все вокруг него покалечено, – рассказывает тридцатипятилетний рыжеволосый мужчина. – внутренности прострелены, позвоночник не сгибается и ежедневные судороги.
– Вы получаете пенсию?
– Я понимаю, в этом суть. У меня на руках пятеро детей.
– А тебе никто не помогает?
– А кто поможет, ну кто? Это когда я был на фронте, надо было, тогда сочувствовали, а сейчас…
Другой нищий — довольно крепкий старик в рваной, грязной одежде и галошах.
– Я бездетный. Недавно умерла старушка. Пока были силы – работал, а сейчас, как и он, весь устал.
– Где вы живете?
– Где надо, чаще всего на берегу половина лодки.
– А пенсия?
– Они отказались. Она не полагается на заговорщиков.
Какой ты эксплуататор?
– Теперь никого нет, а раньше было то, что было: кулацкое хозяйство…
– Отправляйтесь в дом престарелых.
– Ходил. Он не зарегистрирован. Кто заступится за меня, безродного мошенника? Тогда я умру под лодкой.
Мне шестьдесят пять лет, — говорит сморщенная старушка. – Он вырастил четверых детей. Трое погибли впереди, а четвертый, самый младший, взял меня своей змеей и вытолкнул из дома. Изверги… Прохожу через родственников дальних и ближних.
Истории грустные. Было и желание помочь несчастному. Но я начинаю копать глубже.
Красный человек действительно побывал на фронте, но был ранен не “вкруг”, а только в ногу. Он получает пенсию. Недавно от него ушла жена. Он забрал своего единственного ребенка, оставив «отца пятерых детей» одного в коммунальной квартире. Когда-то он работал в обувном магазине, но полгода, поставив свою козу на землю перед собой, «обстреливал» проходящих мимо горожан, пока в шапку не кинули десять рублей. Как только эта сумма набирается, он идет в ближайший магазин и ищет людей, желающих вместе выпить пол-литра. Чтобы его спутники были быстрее, и чтобы выжать из них что-нибудь, он всегда носит в кармане маленькую чашечку в сто пятьдесят граммов; два собутыльника-пайщика получают по сто пятьдесят граммов, а он – владелец стакана – по двести.
Старый «заговорщик» ночевал не под лодкой, а в своем доме. С пенсией его обошли – это правда (говорят, что добрую половину жизни он покупал краденое, а остальное время отсидел за это время в тюрьме), но каждый месяц ходит на почту . и он получает много денежных переводов от своих детей. Он живет не один, а со своей старухой. В доме они не хуже других, у них есть все необходимое: и мебель, и посуда, и приличный сундук со всякими товарами, и ковер на стене висит, и тюлевые занавески на окнах. Старушка неугомонная, шустрая, не скучает, работает по дому, выращивает кур. продавать яйца
«Сплотатор» ходит на рыбалку только по воскресеньям и большим религиозным праздникам и только в церкви.
Теперь о выгнанной из дома старухе. … Было воскресенье, и я застал «вора» дома с его «змеиной» женой. Узнав, зачем я к ним пришел, «изверги» встали и встревожились:
– Что делать сейчас?
«Не выталкивай свою мать из дома», — предложил я.
— Они его выгнали? Вот, смотрите сами. Они пригласили меня в другую комнату.
Посреди пола я увидела огромный узел, а на нем висит старый кованый замок: в концах скатерти проделаны дырки, плотно завязывающие узел, а цепочка замка вставлена в эти. отверстия
«Но для чего это? — спросил я.
“Прихоть,” ответил сын. Мать обнаружила, что жена беременна, она просит: «Не рожать!». “Почему? – спрашиваем мы. “Мы хотим иметь хотя бы одного ребенка”. А она: “На кой черт мне твой ребенок? Ты хочешь поработить меня в старости? Не получается». Жена стала убеждать его: «Я одна позабочусь о нем». Она ответила: «Ты все равно будешь слушать его писк один?» Ну, тогда я не выдержал и сказала; “Вы сделали все, что хотите, не мешайте нам жить, как мы хотим”. Она кричала, ругала нас и угрожала опозорить нас. Завязала этот узел и ушла. Вот и обнаруживается, куда она бросилась.
Сын в спешке оделся, чтобы отправиться на поиски матери.
Мы вышли с ним, и когда мы начали уходить, я спросил:
– Скажи, как он жил и вел себя раньше?
– В том-то и дело, что “до”… Я базарила, рассуждала, привыкла к разгульной жизни. Я выросла в детском доме, потом работала в другом городе, потом служила в армии, а сейчас… как видите.
Недавно я подвел итоги своего «исследования». Так и случилось.
Из проверенных мною нищих все имели свои дома или жили в коммуналках, и только один, вернее, один снимал угол у частника.
Большинство нищих могли неплохо работать на фабриках (двое, например, могли работать и грузчиками).
Почти все старики получали пенсии, достаточные для того, чтобы прокормиться, одеть и оплатить жилье, остальные находились на иждивении детей.
Четверо из десяти нищих, «изученных» мною особенно тщательно, пропили свои испытания до копейки, трое только «разобрались с уставшими», трое забрали все, что хранилось в доме.
Семеро взяли все, что у них было, включая хлеб, а трое взяли только деньги. При этом только двое из тех, кто «все получал», забирали хлеб домой (у них были свиньи), а пятеро после окончания своего «рабочего дня» либо отдавали хлеб тем, у кого были свиньи, либо выбрасывали его.
Теперь о самом главном, о чем эти «несчастные» сокрушались, умоляли и рассказывали всякие «страшные» истории, — о размере милостыни.
Средний «заработок» каждого из «моих» нищих в воскресные и праздничные дни (будни не считаю) составлял не менее 50 рублей в день, а некоторые зарабатывали до двухсот рублей и более.
Так вот, среди бедняков я не нашел тех, кому действительно нужен кусок хлеба. Всех этих «убогих» с протянутой рукой обманывали и вымогали, от которых пора очищать улицы, площади и транспортные составы.
Я понимаю, что негуманно запрещать попрошайничество там, где оно неизбежно порождено жестокой логикой жизни, где человеку, изгнанному из общества, чтобы не погибнуть, ничего не остается, как нищенствовать.
Но в нашей реальности нет обстоятельств, которые хоть как-то оправдывали бы попрошайничество.
Сердобольный прохожий дает назойливому нищему рубль, так как часто верит в байки, что «от него все ушли». А нищий только спекулирует на нашей человечности и естественном сострадании к людям. Полная безнаказанность за это – прямого закона против попрошайничества нет – только поощряет тунеядцев и жуликов.
Просмотров: 2476
Источник:
statehistory.ru в Живом Журнале:
